Перелом наступил. О мире договориться не получится: На главные вопросы ответил генерал Лебедь

Правильным решением является выведение линий за пределы точек и соединение их в зоне, значительно превышающей внутреннюю сферу. Так определяется способность к масштабному мышлению и нетривиальным, выходящим за заданные рамки решениям.

То же самое можно сказать и о нынешней ситуации вокруг украинского конфликта. Большинство версий его урегулирования исходят из двустороннего характера взаимоотношений России и Украины.

В таком случае США теперь выступают в роли некоего арбитра, Евросоюз, другие глобалистские страны — в качестве ресурсной базы для Украины.

Китай воспринимается как ситуативный союзник России. Фото: The Kremlin Moscow/Global Look Press

Китай воспринимается как ситуативный союзник России, потребляющий российское сырье и оказывающий некую умеренную помощь, для того чтобы, с одной стороны, Россия не могла победить, а с другой — не проиграла, постепенно повышая зависимость перед азиатским соседом.

Однако такая картина представляется упрощённой и напоминает размышления в зоне внутреннего периметра, не учитывающие многообразие и взаимосвязь процессов.

Сейчас перед российским руководством стоит более сложная задача, чем урегулирование украинского конфликта как таковое.

Во всяком случае, так происходит в логике нынешних вводных, так как альтернативный подход в виде массированного слома украинской государственности (далеко не только и не столько с помощью военных действий) предполагает иную политическую и социально-экономическую конфигурацию.

Об этом мы говорили не раз, понимая, что способы такого полноценного достижения формируют значительные риски для нынешних политических и экономических элит.

Хотя автор этих строк убеждён в том, что состояние "в моменте" однажды сменится на другое — решительное сосредоточение ресурсов и беспощадные удары по врагу.

Это, несомненно, будут запоздалые действия. Но увы, или поздно, или никак. Как говорится, выбирайте.

Да, существует метод "разрубания гордиева узла", когда принимаются принципиальные решения без оглядки на обстоятельства.

Только вот сама СВО в определённой мере и была таким методом, именно поэтому повторное его применение пока маловероятно.

По этой причине сосредоточимся на сложившейся реальности

Которая предполагает учёт разнонаправленных и нелинейных процессов, выходящих далеко за рамки задачи урегулирования военного конфликта с некими преференциями от этого.

В таком случае боевые действия являются лишь одним из очень важных, но только одним из факторов.

Кстати, примерно в таком же положении необходимости учёта многослойности и разнонаправленности элементов картины находятся и оппонирующие нам стороны, в том числе США и Евросоюз.

В этой другой, более сложной картине мира российскому руководству приходится учитывать многое: геостратегические факторы по модели "военный и промышленный потенциал — логистика — энергетика — рынок труда — продовольствие — качество элит", время и содержание выборов в западных странах, позицию США, к примеру, по отношению к Тайваню и Китаю, экономическую конъюнктуру, периодически мелькающих "чёрных лебедей", разнообразные внутренние мотивы, всевозможные кулуарные договорённости и прочее.

Так, намного более сложным вопросом, чем механика урегулирования конфликта, является: а какими будут первый и последующие дни после условного соглашения о перемирии?

Причём эти вопросы возникают в процессах и внутренней политики, и внешней.

Предположим, что вот он, наступил наш новый Хасавюрт.

Нынешнее российское руководство прекрасно помнит, как генерал Лебедь (на тот момент с большими рейтингами у населения) в 1996-м урегулировал чеченскую проблему.

В моменте война действительно прекратилась, был достигнут некий политический баланс, сняты претензии внешних сил и даже санкции, которые уже тогда регулярно вводились западным сообществом в отношении России из-за чеченской кампании.

Генерал Лебедь. Скриншот с видео: "Командарм" /Youtube

А что произошло дальше?

Авторитет генерала Лебедя в итоге оказался сильно подорван. Столь ожидаемого примирения с Западом тоже не наступило. Временное чеченское перемирие переросло в новую волну терактов и в конечном итоге в новую войну.

Опыт Первой чеченской, Минских соглашений, Нагорного Карабаха формирует аналогичные выводы.

В этом смысле без ответа на вопросы, что будет дальше, никакое перемирие невозможно. Потому что те угрозы, которые оно за собой влечёт, пока значительно превышают риски продолжения боевых действий.

Причём подобные картины, выходящие за рамки внутреннего периметра, рисуют и наши оппоненты.

Они тоже задают вопросы: а что будет с Евросоюзом? Что станет с внутренней повесткой, которая сейчас хоть как-то заставляет собираться лидеров Европы вместе, принимать компромиссные решения, сдерживать внутренние претензии, вводить санкции против России, развивать военную промышленность, искать какие-то рычаги влияния и давления, формировать единую позицию и далеко не только по России, но и во взаимоотношениях с США, Китаем, другими сторонами, используя украинский конфликт как интеграционную базу.

Что тогда удержит евро от падения? А страны Евросоюза — от взаимных претензий, которые пока копятся и сдерживаются антироссийской милитаристской риторикой?

Что будет с внешней повесткой США после этого урегулирования? Какова дальше будет политика Китая? Потому что именно китайский вопрос представляет реальную проблему для Америки и Европы. И он тоже оказался увязан с украинским кризисом.

Ну и конечно, отдельно сама Украина. Сохраняющая теперь свою субъектность только благодаря войне.

И сидящие где-то на Банковой или в киевском бункере тоже задают себе вопрос: как быть с теми, кто вернётся с фронта и предъявит претензии, на которые нет ответа?

Как объяснить, зачем были все эти жертвы и почему нельзя было обойтись без них, решив тогда, в 2022-м в Стамбуле проблемы более позитивно, чем сейчас?

А как будет дальше формироваться бюджет без выделения со стороны внешних спонсоров новых денег на борьбу с Россией? Куда девать продукты украинской промышленности, которые заточены теперь только на обеспечение войны, как удержать экономику от краха?

И в конечном итоге как обойтись без судов, виселиц и нового Майдана, который вписан в менталитет современных украинцев, масштабирован и обострён боевым опытом и военной закалкой?

Именно подобные вопросы формируют реальный контекст переговоров и те преграды, которые стоят на пути к миру.

Зона компромиссов в таком случае не так велика, если вообще присутствует.

Версия о том, что любой конфликт может быть решён переговорами, наивна.

Значительная часть военных конфликтов может быть решена только военной победой, и в истории неоднократно решалась только победой.

В какой-то момент политический компромисс перестаёт быть возможным.

Наступил ли такой переломный момент в отношениях с Украиной и западным сообществом?

Как кажется автору этой статьи, да, наступил. Цена этого компромисса сейчас слишком велика для ключевых участников. Вопрос только в том, какова цена альтернативы. Вокруг этого и строится интрига международного процесса.

Стиль Трампа

При этом крайне преувеличена его субъективная часть. К примеру, так называемая капризность Трампа, его непоследовательность.

Дело в том, что у каждого политического лидера есть свой стиль, методика, которую он разрабатывал годами, и Трамп не исключение.

Линия Трампа в украинском вопросе состоит из малого и большого контуров.

Малый сводится к тому, что есть официально продекларированная цель — прекращение огня.

Цель эта связана с различными причинами, в том числе с необходимостью отличаться от Байдена, формировать имидж миротворца, сломить своих оппонентов, являющихся авторами украинского кризиса, и так далее. Слишком детально разбирать эти причины необходимости нет — достаточно констатации.

И методика принуждения к этой цели у него такая же авторская, как и все другие меры. То есть последовательное давление в стиле "тяни-толкай", поэтапно давя на одну, другую, третью стороны.

Большой контур — использование российского фактора и украинского вопроса для решения других проблем, не связанных непосредственно с конфликтом.

А это уже и внутриамериканская повестка, и влияние на Евросоюз, Китай, другие страны, стимулирование промышленности, укрепление влияния.

Делает он всё это через санкции, давление, принуждение, угрозы, и наоборот — через ослабление, лесть, стимулирование. Классический кнут и пряник, помноженный на эпатажность миллиардера.

Надо объективно сказать, что с этим инструментом Трамп в целом справляется.

Авторский стиль существует и у Владимира Путина. Где, с одной стороны, имидж сотрудника спецслужб, с другой — византийская многозначительность, помноженные на многолетние нелинейные матрицы государственного управления.

Точно так же сложился определённый истерический, манерный, но интуитивно-адаптивный актёрский стиль и у Владимира Зеленского, и у всех других участников.

Поэтому важно не путать форму и содержание. При этом нельзя забывать, что всё, о чём мы говорим: подача, манеры, инструменты — это всё направлено не само на себя. А на решение других, более содержательных и сложных задач.

Если говорить о России, то конечные цели предельно откровенно формулировали и Путин, и Лавров.

Это изменение конфигурации глобального политического влияния.

Вплоть до прихода к власти Трампа отличительной особенностью в отношениях США с Россией, да и со всеми другими странами, была абсолютная неготовность признавать, какие-либо сферы чужих самостоятельных интересов.

В этом смысле американской аксиомой было то, что зоной влияния является весь мир.

Запад умеет играть против нас на разных уровнях и вдолгую. Фото: Yuri Gripas - Pool via CNP/Globallookpress

А это значит, что ни с кем другим США эти интересы делить не будут, так как это означало бы ограничение собственной повестки.

Потому что после того как рухнула доктрина Монро с самоограничением США сферой Америк, а позже развалился СССР, США исходят из экстерриториального принципа своей политики.

В этом смысле российское предложение по разделу зон влияния означает коренной пересмотр и постановку под сомнение безграничного глобального характера американского мессианского пути, лежащего в основе всего западного глобализма.

А Россия сделала заявку на пересмотр именно этого базового понятия и на фиксацию своих национальных интересов.

СВО стала практическим инструментом такой заявки. При таком понимании более ясной становится рамка потенциальных российских компромиссов и решений.

Возможно, автору возразят: ты просто не понимаешь субъективной специфики российской власти. Она ведь рефлексивная, догоняющая, чрезмерно медлительная и направленная на поиск созерцательного сибаритства.

Не исключено, что в таком споре будет озвучена и популярная кулуарная версия, где ключевой стратегией в конфликте теперь является только освобождение конституционной территории Донбасса.

Это якобы позволит зафиксировать успешную реализацию спецоперации с аргументом о том, что именно с этой цели она и была начата, после чего завершить горячую фазу, вручив Трампу лавры миротворца (некоторые даже считают, что это лучше делать ближе к завершению президентской каденции Трампа, формируя выгодную избирательную позицию и ожидая соответствующей благодарности от Трампа), перейти в режим холодной войны с Европой и конструктивного взаимодействия с США, потихоньку накапливая боевой и ресурсный потенциал. Это очень наивная и нереализуемая в реальности концепция — но она есть.

Так вот, автор в деталях знаком с такими раскладами, но при этом рассчитывает, что субъективизм будет в итоге преодолён логикой исторического процесса.

Проблема сейчас в стыковке стратегических императивов и тактической работы. Именно здесь главные сложности российского руководства. То есть разрыв между верхнеуровневым замыслом и практикой реализации. Здесь формируется расхождение между тем самым целеполаганием и реальностью, с чего мы начали эту статью.

Потому что задача победить Киев и миссия по склонению западного сообщества к компромиссам — это разноуровневые цели. Возможно, такое понимание позволяет спокойнее реагировать на проблемы фронта, но это ошибочное успокоение. Так как успехи на поле боя повышают глобальную переговорную позицию. И наоборот.

В этой связи стало модно озвучивать некие выводы по нелинейным политическим и военным тенденциям. Ещё раз подчеркнём: практически все подобные сценарии напоминают попытки построить двухмерные конструкции в трёхмерном пространстве. Довольно очевидно, что в реальности ни один из них не будет реализован так, как описывается.

Сами по себе предположения скорее полезны, просто потому что демонстрируют определённые направления и вектора. Хотя в некоторых таких описаниях есть и проблема ввиду того, что они используются как инструмент успокоения, притупления как общества, так и элит.

Наивно считать, что реальная жизнь будет развиваться по таким алгоритмам.

Так, к примеру, старательно педалируемая версия о том, что однажды случится некая встреча лидеров, на которой будет подписано перемирие, а дальше Россия и Украина продолжат жить каждый своей судьбой под присмотром внешних судей, чтобы вновь не сцепиться, не выдерживает никакой критики.

Пример недовоёванной войны — Босния. "Компромиссное" соглашение может стать причиной возобновления конфликта. Скриншот страницы сайта euronews.com

Такой вариант невозможен даже на логическом уровне без поправок на многослойность реальности. Да, об этом много говорят различные участники процесса. Но, как мы уже отметили, риторика и содержание далеко не одно и то же.

Другой прогноз, по которому конфликт на Украине перерастёт в третью мировую войну, тоже малореализуем.

Нынешнее бряцание оружием от европейцев потому столь воинственно, что авторы этого бряцания знают: войны не будет.

Версия чеховского подхода к висящему на стене ружью в реальной политике не работает.

В настоящей жизни это ружьё может висеть годами и десятилетиями. Всевозможные конфликты в стиле Пакистана и Индии, Северной и Южной Кореи, прочих подобных коллизий наглядно это демонстрируют. Да, иногда случаются локальные разморозки для выпуска пара, но в целом сохраняется статус-кво.

По этой причине милитаризация Европы нужна ей самой — в первую очередь для решения своих экономических, политических проблем.

В таком случае формирование образа России в виде "жупела — большой Северной Кореи" прямо служит достижению этих целей.

Если раньше Запад пытался объединяться на основе "северокорейской угрозы" как таковой, под ситуацию используя Ливию, Ирак, Югославию, то нынешний уровень разбалансировки западной цивилизации требует оппонента покрупнее.

Так определяли "ось зла" на Западе в начале 2000-х. Скриншот страницы news.bbc.co.uk

И Россия, в их представлении, отлично подходит на эту роль.  Особенно при понимании, что наша страна на самом деле не планирует больших европейских войн, не настроена пока на их проведение.

Да, очевидным ответом на такую парадигму была бы реальная перезагрузка в угрожающую готовность. Но здесь уже возникают экономические, демографические, элитарные вопросы.

На Западе чётко осознают, что если Россия сейчас сдерживается от внутренней мобилизации для решения украинского вопроса, значит, тем более не готова к военному противостоянию с западным сообществом, которое потребует несравненно большей милитаризации.

Так что война с Западом пока остаётся скорее риторикой и способом экономической и политической "мобилизации".

К сожалению, и внутри страны некоторыми силами оказались подхвачены игры "в Северную Корею", что в итоге соответствует интересам западного противника.

Если бы страна действительно сосредоточилась на кардинальном решении болезненной украинской проблемы — вопросов нет, конечно. Все дела и правила в сторону — идём к победе.

Но попытки совместить привычный бытовой комфорт и автаркию без цели полноценного слома врага представляются сомнительными.

Понятно, что в период боевых действий должна присутствовать и определённая цензура — то, что некоторые называют "приостановлением Конституции".

Однако соблазн циничного использования такой ситуации без последующего и взаимоувязанного движения к главной цели очень опасен. Не по каким-то демократическим причинам — это не аргумент, — а потому, что начинает потребляться перспектива развития страны.

Что в таком случае является позитивным национальным выбором?

Не будем в этом ответе пытаться оригинальничать. Он простой: сила и успех. И без победы в СВО теперь эта формула недостижима.

Под победой мы подразумеваем уничтожение украинской государственности. Без каких-либо компромиссов. Это даст возможность вести диалог, а может быть, и войну с Западом с другой позиции. И альтернативы здесь нет. Почему мы оказались в таких рамках — вопрос отдельный, углубляться в него в этой статье мы не будем.

Попытки же под предлогом боевых действий ввести ситуацию в барражирование, а внутри представить русский народ народом-мазохистом, получающим удовольствие от всевозможных ограничений, бедности, являются людоедским ублюдством и приняты нормальными людьми не могут. По-хорошему за такие вещи должна быть установлена строгая уголовная ответственность, общественное и элитарное отторжение.